Северный Кавказ сквозь столетия. Наима Нефляшева

Фатима Джигунова: "Земля Адыгеи еще преподнесет нам археологические сюрпризы"..

Это интервью должно было появиться к Дню археолога еще летом, однако по разным причинам откладывалось. Моя коллега была не только занята, но и очень требовательна к себе и долго согласовывала текст. Нас может извинить только то, что в археологическом измерении, которое охватывает огромные периоды времени, пара месяцев – это незначительная погрешность… О выборе своей профессии, о «черных археологах» на Кавказе, о буднях и романтике археолога, о том, где должны храниться уникальные экспонаты из Адыгеи мы поговорили с к.и.н., археологом, директором Национального музея Республики Адыгея Фатимой Джигуновой.

Фатима, выбор профессии археолога – это необычный выбор. Ваши родители были далеки от этой сферы, Ваша мама была музыкантом, а Ваш отец – инженер и известный в нашей республике шахматист, руководитель Федерации шахмат Республики Адыгея. Почему вы выбрали эту профессию – это был случайный или осознанный выбор?

Мне повезло с учителями истории в школе. Как только начали изучать предмет в средней школе, всегда хотелось узнать что-то больше, чем обсуждалось на уроке. В детстве приключения героев романов Дюма, Рида, Мериме казались необыкновенными, завораживали. Я думала – вероятно, самая интересная жизнь у историков, читаешь исторические романы, сопоставляешь их с реальными историческими событиями. Романтика! Это одна сторона. С другой стороны,  мне всегда нравился образ жизни, связанный с походами, с туристическими походами, с путешествиями. Сейчас говорят, что поход – это выход из зоны комфорта, но мы в 1980-е годы  не формулировали это таким образом. В походе ты находишься в постоянном движении,  видишь что-то новое, общаешься с людьми, сидишь у костра, преодолеваешь себя и какие-то бытовые  сложности. Кавказ всегда славился своими туристическими маршрутами, в советское время в Адыгее было много туристов, и, думаю,  все это во мне зрело. Однако, в школьные годы я ни в какие походы не ходила! Родители не очень приветствовали подобный вид деятельности и жизни, говорили – когда вырастешь и научишься отвечать за себя, тогда можно и в поход,

После школы особого выбора не было, я поступила в Адыгейский государственный пединститут на истфак. После первого курса в программе обучения предполагалась археологическая практика. Наш преподаватель археологии Нурбий Газизович Ловпаче предложил мне принять участие в раскопках, в Мостовском районе. Впервые я и несколько однокурсников попали на археологический объект. Мы жили в одной большой пещере, а в соседней, рядом с нами жил и работал легендарный Пщимаф Улагаевич Аутлев. Незабываемые были впечатления, помню все до сих пор…

Кроме того, на историческом факультете практически с начала его создания начал работать археологический кружок, который посещали не только студенты, но и все, кто интересовался археологией. Кружок назывался «Одисс», его возглавлял Н.Г. Ловпаче.  Там собирались энтузиасты, обсуждали проблемы адыгской  истории. Естественно, я и некоторые мои однокурсники были участниками этого кружка.

В то время в Адыгее проводилось много плановых и новостроечных работ. И в университете была активная археологическая жизнь, за полевой сезон мы могли принять участие в раскопках двух-трех объектов. Чего стоят исследования могильника Кочипэ, Монашеской, Унакозовской пещер и других памятников, где мы работали с нашими мэтрами П.У. Аутлевым, П.А. Дитлером, Н.Г. Ловпаче.

И, конечно, ажиотаж был вокруг раскопок знаменитых уляпских курганов, проводившихся археологической  экспедицией Государственного Музея Востока. Сейчас студенты даже не всегда имеют возможность выехать в поле, а тогда мы с удовольствием ездили, учились, набирались опыта. Когда мне представилась возможность быть на раскопках сверх студенческой практики, я осталась, и так продолжалось все годы, пока я училась. Потом Нурбий Газизович предложил мне написать диплом на основе материалов раскопанных средневековых могильников… И, как говорится, все закрутилось…

В профессию археолога приходят по-разному. Однако, абсолютное большинство с самого начала знают, чего хотят. На моей памяти несколько человек, путь которых в науку был достаточно сложным. Например, Н.В. Анфимов известный археолог, жил в г. Краснодаре,  работал в крае и Адыгее. Его родители, врачи, настаивали, чтобы Никита Владимирович  пошел по их стопам. А он с детства бредил археологией, закончил мединститут, а затем поступил на исторический факультет. Он исследовал большое количество поселений и могильников, внес огромный вклад в изучение памятников меотской культуры, связал их с адыгами. Н.В. Анфимову было вручено звание почетного жителя г. Майкопа.

Или вот пример Е.Н. Черных, сейчас – зав отделом археологии музея. Она закончила институт им. Плеханова, работала по профессии. Случайно попала в археологическую экспедицию к друзьям и поняла – это ее. Получила второе высшее образование на историческом факультете Адыгейского пединститута. Елена Николаевна много лет работает археологом в учреждениях Адыгеи: Национальном музее РА и АРИГИ им. Т.М. Керашева, область интересов – эпоха бронзы. Таких примеров много. 

«Археология — это то, из чего состоят мечты, — спрятанные сокровища, золотые фараоны, романтика давно утерянных цивилизаций. Многие люди полагают, что археологи — это романтичные герои, вроде Индианы Джонса», - читаем в книге «Археология. В начале». А вообще - чем археолог занимается на раскопе? Возможно, кому-то профессия археолога кажется полной романтики и приключений, но на самом деле – это тяжелый часто монотонный труд, далеко не всегда заканчивающийся сенсационным открытием и появлением археолога перед рукоплещущей восхищенной публикой?

Археолог занимается извлечением из земли предметов, которые связаны с древностью разных эпох. И это то, что является источником для дальнейших аналитических построений. Это – процесс, требующий бесконечного терпения и внимания. Работа археолога в поле в течение многих десятилетий не меняется, есть раскоп и есть традиционные инструменты: совки, щетки, ножи, пинцеты.  При раскопках больших курганов используется землеройная техника. Мы руководствуемся методическими указаниями, разработанными в Институте археологии РАН. Так как раскопки практически напрямую связаны с тем, что археологический памятник практически исчезает, одна из основных задач – выявить максимальное количество артефактов и изучить их. Для этого археологи в своей работе иcпользуют достижения во многих областях науки и техники – GPSнавигация, лазерные геодезические инструменты и тд.

Или другой пример. Раньше, когда нужно было сделать общую фотографию памятника большой площади, искали подъемные краны, высокие деревья, сооружения, а сейчас появились маленькие геликоптеры, к ним крепится камера, и памятник – как на ладони. Ну, конечно, достижения в естественных науках используются для проведения различных анализов на состав материала, из которого изготовлены вещи, анализ грунтов, остеологического материала и тд.

После работы в поле – время, так сказать, кабинетной деятельности: камеральная обработка, систематизация материала, написание отчета. А затем – дальнейшая  научная работа: написание статей,  монографий, издание научных каталогов и т.д. Материал передается на хранение в музеи. становится достоянием общественности. А аплодисменты, конечно, бывают, на конференциях и вернисажах.

Как у каждой профессии, в археологии есть свои табу, ведь вы, как правило, имеете дело с захоронениями, прикасаясь к которым, вы словно вторгаетесь в чужую жизнь. Неслучайно же в некоторых незападных обществах археология считается оскорбительной по отношению к их предкам. Расскажите об этике и табу археолога.

Археологи руководствуются принципами Кодекса этики профессионального археолога: археолог должен иметь профессиональное образование, способствовать сохранности, полноте описания и изучения памятников. Некорректно коллекционировать те предметы, которые связаны с археологической деятельностью. Не рекомендуется распространять информацию, которой могут воспользоваться «черные археологи». Необходимо  способствовать популяризации археологического и культурного наследия. Мы очень трепетно относимся к тем объектам, с которыми работаем. Мы же раскапываем поселения, могильники, захоронения людей разных эпох. Массовый материал и кости после изучения и фиксации перезахоранивали заново. 

После окончания АГПИ вы стали работать в Национальном музее Республики Адыгея и вскоре поехали на стажировку в Петербург, в университет. У Петербурга особая стать, любого студента и аспиранта город и университет форматируют под себя, отсекая все суетное и лишнее. Тем более и истфак расположен в удивительном месте, на расстоянии вытянутой руки от Эрмитажа, Ростральных колонн, Кунсткамеры…Что вам  дал университет как специалисту и как человеку?

Я поехала на стажировку на кафедру археологии  СПбГУ с мыслью прослушать курс запланированных лекций и сразу вернуться, а когда после успешной сдачи экзаменов мне предложили продолжить обучение в аспирантуре, не могла не воспользоваться этим. Заведующим кафедрой был профессор А.Д. Столяр. Он вместе П.А. Дитлером провел несколько сезонов на раскопках энеолитической крепости Мешоко в Майкопском районе. Мое появление на кафедре он первоначально воспринял скептически, а с течением времени оценил, что я всерьез намерена продолжать свои занятия. На кафедре работают замечательные люди, авторитетные специалисты каждый в своей области. Научным руководителем был назначен светлой памяти Марк Борисович Щукин, доктор исторических наук, ведущий сотрудник Эрмитажа. Это был прекрасный человек, замечательный ученый.

В Санкт-Петербурге особая обстановка. Это традиции исследований и отношения к профессии, которые можно возвести ко времени Императорской археологической комиссии. В библиотеке и архиве Института истории материальной культуры сконцентрировано все, что может понадобиться для работы. А Государственный Эрмитаж!  Все что с ним связано – только в превосходной степени. Он всегда доступен для студентов, исследователей. И главное в городе – это его необыкновенные жители. Всегда есть, у кого поучиться, спросить совета, обратиться за помощью. Это друзья, коллеги, преподаватели со многими из которых я до сих пор продолжаю общаться.

А были ли какие-то моменты на раскопе, когда было такое ощущение, что ... сердце замирает?

Сердце замирает? Конечно, когда ты понимаешь, что сейчас еще один шаг – и появится что-то необыкновенное. Часто результат не оправдывает ожиданий. А бывает и так: в а. Уляп сотрудники ГМВ под руководством В. Эрлиха и О. Брилевой планировали раскопать курган скифского времени, а под насыпью оказался слой майкопской культуры. Находки были переданы в Национальный музей Адыгеи, где и экспонируются.

У меня в практике были интересные случаи. Так,  в ходе археологической практики, которой я руководила, житель п. Победа В. Гудыма показал место, где были какие-то каменные конструкции и дольмены. В горах без исследований не всегда  просто отделить искусственные сооружения от естественного фона. Мы долго спорили с коллегой из Санкт-Петербурга, а когда начали проводить топографическую съемку, оказалось, что каменная выкладка - это искусственное сооружение. В ходе разведки выяснилось, что это довольно большой по площади памятник, на его верхней террасе имеются неолитический, и средневековый слои, а  дольмены рядом – на нижней террасе. Замечательный памятник. 

Я помню время начала 1990-х гг., я только что вернулась после учебы в СПбГУ в Майкоп, это было время демократического подъема, сумасшедших тектонических изменений.  Адыгея обрела статус  республики, стали открыто обсуждаться ранее табуированные проблемы адыгской истории, появились первые адыгские общественные организации. К этому времени уже были проведены знаменитые раскопки Музея искусств народов Востока под руководством Лескова в ауле Уляп. Были найдены уникальные вещи, среди которых знаменитый ритон, наверное, по значимости в истории археологии сопоставимы с мировыми открытиями. И уже тогда черкесские активисты «Адыгэ Хасэ» и «Комитета 40» ставили вопрос о том, что ценности, извлеченные из земли Адыгеи, должны храниться в музее Адыгеи.  Ученые из Москвы, куда были вывезены на хранение находки в Уляпе, сделали на этом материале и диссертации, и выставки за рубежом, и грандиозные пиар-акции, а обычнее люди были лишены возможности даже  видеть эти уникальные находки.

         Этот вопрос постоянно звучит, всегда задается. Надо сказать, что одна выставка все-таки была организована в выставочном зале. Конечно, было бы хорошо, чтобы эти вещи хранились в Адыгее. В то время существовало правило, что материалы передаются в тот музей, сотрудники которого осуществляют исследования и  через который осуществляется финансирование полевых работ. Есть коллеги, которые говорят, - мы должны гордиться тем, что находки из Адыгеи хранятся и экспонируются в ведущих музеях СПБ и Москвы, их видят огромное количество людей, что за счет московского Музея искусств народов Востока эти предметы были отреставрированы на высочайшем уровне. Конечно, были и объективные обстоятельства – в старом здании музея не было условий хранения подобных раритетов с точки зрения обеспечения их безопасности.

Тем не менее, я  считаю, что проблему можно было решить в пользу Адыгеи, изыскать средства на раскопки или составить договор на право временного хранения, экспонирования находок, а затем возврата в регион. Думаю, и с реставрацией вопрос мог быть решен. В нашей стране более 2000 музеев и многие их них хранят уникальные археологические артефакты, художественные полотна, ценнейшие предметы декоративно-прикладного искусства. Целевые средства на их реставрацию выделялись и сейчас выделяются, независимо от того, где находится экспонат, в федеральном или региональном музее. Подобного уровня открытия происходят достаточно редко, и каждый регион обычно заинтересован в том, чтобы находки были представлены в своих музеях. Кроме того, мы наблюдаем, что в настоящее время археологические памятники являются одним из мощных стимулов для людей отправиться в путешествие, тем самым способствуя развитию внутреннего туризма.

Сейчас, по факту вещи из уляпских курганов хранятся в Государственном музее Востока. Мы гордимся этим, также как гордимся, тем, что находки из знаменитого Майкопского кургана, раскопанного Н.И. Веселовским – в Государственном Эрмитаже. Золотая кладовая Эрмитажа открывается витриной, где представлены  подлинные скульптуры бычков из Майкопского кургана, а кладовая драгоценностей начинается с не менее  знаменитых предметов из курганов в станицах Келермесской и Костромской.

Однако здесь вопрос в цели и принципах экспонирования. В Национальном музее РА цель – показать историю, духовную и материальную культуру народа и северокавказского региона в целом, о межэтнических контактах и тд. В экскурсиях, лекция, занятиях сотрудники музея рассказывают об историческом контексте находок. В ГМВ и Эрмитаже совершенно другие цели показа. Мне кажется, там более вещеведческий подход, а история регионов раскрывается в ходе временных выставок.

Однако необходимо отметить несколько важных последствий раскопок курганов в Уляпе. Как гласит история, А.М. Лесков был очень удивлен, когда узнал, что в регионе, где такое большое количество археологических памятников, в ВУЗе нет исторического факультета. И он был одним из инициаторов открытия истфака  в Адыгейском пединституте. В последствии, несколько выпускников истфака посвятили себя археологической науке. В СПбГУ были предоставлены целевые места на кафедре археологии для получения специального образования. Кроме того, в самом Государственном музее Востока был создан отдел археологии, сотрудниками которого сделаны замечательные открытия в Адыгее, выпускаются монографии, каталоги. В г. Майкопе открыт Северо-Кавказский филиал музея искусств народов Востока, который превратился в один из замечательных центров культуры. 

Одна из проблемных тем - черная археология. Она появилась еще в древнем Египте, когда расхитители пирамид, несмотря на проклятия, вскрывали, грабили и разоряли саркофаги. И сейчас – это бизнес, уступающий разве что торговле оружием. Самое прискорбное для ученого, что после черного копателя остается «выжженная пустыня», в погоне за изделиями из драгметалла, весь источник оказывается разрушен и ему невозможно задать ни один вопрос.

Даже понятие «черная археология» некорректно, просто используется для наименования этого явления. К археологии это не имеет никакого отношения, это прямой грабеж. Это явление, с которым надо бороться на самом высоком государственном уровне. Черный археолог – это человек, который идет раскапывать курганы с целью личной наживы, не соблюдая ни методик раскопок, ни тем более, этических норм. Археологи стремятся выяснить всю информацию о памятнике, а затем отправляют находки в музеи, в запасники, где изучаются долгие годы. По закону все археологические находки находятся в собственности государства. Мы из-за грабительских раскопок теряем свою историю ежедневно, масштаб явления катастрофический. Недавно, благодаря операции спецслужб, огромную коллекцию удалось остановить на границе. Вещи со всего Северного Кавказа и не только переданы в КГИАМЗ им. Е.Д. Фелицина.

Явление это активизировалось в эпоху перестройки. Заказчики - частные коллекционеры российского и зарубежного происхождения. По всей стране появились целые бригады,  промышляющие разграблением археологических памятников. Они очень хорошо оснащены, это непрофессиональные археологи, но пользуются археологической литературой, которая находится в общем доступе, профессиональными журналами, картами памятников. Их аппетиты масштабны. Они разъезжают по регионам с металлодетекторами, разрушают погребения. Человеческие кости из погребений, керамика, предметы из железа, которые им не кажутся ценными, они выкидывают, а ищут изделия из драгметаллов - из золота и серебра, бронзы. Интерес для их представляют металлическая посуда, украшения, хорошо сохранившиеся предметы вооружения, конской упряжи.

Грабители уничтожают памятник в полном смысле этого слова. Этот плач Ярославны, как говорится,  идет по всей стране.  Комитеты и учреждения, которые занимаются охраной памятников, регулярно собираются и пытаются выработать какие-то меры, но такая работа требует больших материальных затрат. Я считаю, что в стране должна быть специализированная археологическая служба, даже вооруженная. Есть же егерские службы, есть Рыбнадзор и прочие подобные подразделения с функциями охраны. В любом случае, должно быть принято какое-либо решение, так как потери катастрофические. Сотрудники управления по охране  памятников проводят очень большую работу.  Мы в своей деятельности несколько раз лично сталкивались с грабителями, было проведено несколько судебных разбирательств.   Но в этой борьбе силы не равны. Учитывая резонанс, который данная проблематика имеет в обществе, остается надеться на внесение изменений в существующее законодательство. 

Как-то в одной статье прочла, что археология – это удел избранных, потому что это тяжелый труд, не дающий быстрых карьерных взлетов и финансового благополучия, и только влюбленный в эту профессию может посвятить ей жизнь. В региональных университетах студенты-историки нечасто выбирают профессию археолога. В археологи не идут в регионах. Что сделать, чтобы повысить престиж археологии, чтобы  с каждого выпуска истфака АГУ хотя бы 1-2 человека пришли в археологию?

Действительно получается – что археология удел избранных в силу ограниченности поля применения, так сказать. Есть профессии, которые подразумевают достаточно большое количество мест применения.  Много, например, учебных заведений и в них работает большое количество воспитателей, учителей. Когда в обществе появилась потребность в юристах, экономистах, торговых работниках и т.д.,  значительно увеличилось количество мест в вузах, люди получают образование и трудоустраиваются. С археологией дело обстоит иначе. Сейчас у нас в Адыгее, учреждений, где археолог мог бы себя реализовать, мало. Это АРИГИ, два музея, буквально несколько рабочих мест – вот, пожалуй, и все,  В других регионах сходная ситуация. В  стране не так много вузов, где есть кафедры археологии. Да и не все, кто получил образование, работают по специальности.  За последние 15 лет в музей приняты два  выпускника истфака, которые планируют заниматься археологией.

В Адыгее  в постперестроечное время плановые исследования значительно сократились, в основном проводятся раскопки на землях, отведенных под строительную деятельность. Финансирование осуществляется за счет средств заказчика. Эта деятельность нерегулярная и предусмотреть, будет ли заказ на археологические изыскания в перспективе, нет возможности. Для археолога, как для любого человека, важно иметь постоянное место работы. Также важно исследовать памятники не только в спасательных целях, но и в соответствии с темой научного интереса. В этом случае специалисты изыскивают бюджетные средства, спонсорскую помощь, подают на научные гранты и  тд. И не всегда на плановые исследования деньги находятся. Серьезный вопрос – оплата труда. Она невысокая. Часто  археологи выезжают в экспедиции коллег. Конечно, в науку и культуру идут те люди, которые увлечены и будут заниматься своей работой, невзирая на заработок.

Расскажите об археологической деятельности в Национальном музее Адыгеи.

Археологический фонд – один из самых значительных в музее, он составляет около 30 тысяч единиц хранения и объединяет находки из памятников, начиная с каменного века до позднего средневековья.  Этим фондом должны заниматься специалисты. У нас есть хранитель фонда и отдел археологии. Научные сотрудники изучают экспонаты, пишут статьи, готовят материалы для каталогов, готовят выставки и экспозиции. Это большая работа. В настоящее время подготовлен раздел экспозиции, посвященный эпохе бронзы. Мы показываем археологические культуры конца IV –  начала I тысячелетий до н.э. Это Майкопская, дольменная, катакомбная и ряд других культур. Много картографического материала, который вызывает не меньший интерес, чем подлинные экспонаты из раскопок поселений и могильников. В ходе экскурсий постоянно звучит слова «уникальный» или «единственный» по отношению ко многим нашим экспонатам – колонне из дольмена, дольменообразой гробнице с полихромной росписью и другим. Демонстрируется материал, посвященный исследователям, кто в разное время работал в Адыгее.

Сейчас идет работа над разделом, посвященным эпохе раннего железного века и средневековья. В перспективе – каменный век. Коллекция этой эпохи вообще большая, но говорящих изделий не так много. Этот зал должен быть более технологичным, думаю, там должно быть больше интерактивности. Надо показать, как формировался облик человека в течение миллионов лет, какая флора и фауна его окружали, миграции древних людей, изменения в каменной индустрии. Сложностей много.

Археологическое наследие Адыгеи – в чем его уникальность?

Земля наша богата памятниками и еще может преподнести много уникальных находок и сюрпризов. Разные предметы интересуют разных людей. Можно восхищаться кремневыми наконечниками с тонкой ретушью, но кто это поймет, кроме специалиста? А изделия из золота и серебра восхищают всех, тем более, что из этих металлов были созданы единственные в своем роде и уникальные по красоте предметы. Но есть вещи достаточно обыденные. Например, бытовая посуда. Для нас – это самый массовый материал, потому что посуда окружает человека повсюду в течение тысяч лет и является одним из этномаркирующих признаков.  Невозможно в обзорной экскурсии рассказать об особенностях керамического ремесла. Это отдельная тема для разговора: выбор и подготовка глины, предпочтения в формообразовании, использование гончарного круга, технологии обжига, выбор орнамента и тд. Если об этом не сказать, человек просто пройдет мимо, увидев только коричневый, обожженный, непрезентабельный горшок.  У нас есть витрина, где мы показываем посетителям различные техники создания посуды у разных народов в разные эпохи. А вообще каждый предмет требует своего разговора и внимания.

У адыгов не было письменности, и изображений не так много, и для нас археологические источники являются главными для восстановления нашей истории, начиная с эпохи камня до позднего средневековья. Выводы, которые делаются на основе анализа памятника, как и сами вещи, имеют огромное значение. Как я говорила, методика археологических исследований сама по себе мало меняется, она изначально требует тщательности. Сейчас появляются новые наукоемкие технологии, они позволяют датировать предметы, проводить разного рода антропологические исследования. Статистические методы позволяют обработать тысячи единиц материала, а это можно реализовать через компьютерные программы. Интерпретации также зачастую основаны на использовании современных технологий. Постоянно уточняются датировка памятников. Еще в учебнике археологии конца 60-х годов Майкопская культура датировалась 2 тыс. до н.э., а сейчас начало ее формирования относят к концу 4 тыс. до н.э.

Может быть, не надо все копать – ведь однажды раскопанное невозможно восстановить. Есть же такое этическое правило археолога «относитесь ко всем археологическим памятникам и артефактам, как к конечным, невозобновляемым ресурсам»?

Вообще археология для многих народов является единственным историческим источником. Как бы мы узнали о своих корнях, не исследуя археологические памятники? Однако необходимость проводить или не проводить раскопки также постоянно обсуждается. Достаточно ли материала для исторических реконструкций? Однако каждый новый памятник преподносит новую информацию. Где ставить точку? Мы в музее, кстати, собираем материал в надежде на новые технологии и возможности, какие-либо программы. Кроме того, бывает необходимость исследовать памятник, если есть угроза его разрушения грабителями.

Действительно, раскапывая курган, мы теряем исторически сформировавшийся ландшафт.  Многие курганы имеют родовые названия, что зафиксировано в этимологических словарях. Курганы, курганные группы, дольмены, дольменные поляны – все это как-то называется. Если мы их уничтожаем, то следующее поколение не будет знать ничего. Разве что кто-то поднимет из архива полевой отчет. Во многих странах есть практика восстановления насыпи курганов после раскопок. Представьте, если бы была возможность восстановить 11-метровую насыпь большого Майкопского кургана!

Последний вопрос – о дольменах. Как известно, дольменные сооружения, относящиеся к эпохе бронзы, есть не только на Кавказе, но и во многих других частях евразийского континента - в Британии, Дании, Швеции, в южных и центральных областях Франции, а также в Португалии, Испании, Италии, Северной Африке, Турции, Сирии, Иордании, Палестине, Болгарии, Индии, Корее, Японии.  Дольмены, считает этнограф Б. Бгажноков,  — архитектурное выражение двух распространенных во всем мире культов, культа предков и культа камня. Что же все-таки это такое – дольмены?

Я придерживаюсь традиционной точки зрения, что это погребальные сооружения, родовые усыпальницы, которые одновременно являются и культовыми сооружениями. Сейчас появилось много эзотерических обществ, которые считают мегалиты местами силы, выходом в другие миры и порталы времени. Но единственное, что мы видим -  люди пытаются создать какую-то новую обрядность, медитируют, поют песни, танцуют, прикладываются ладошками и щечками к стенкам дольменов и так далее. Считаю – они имеют на это право, единственное условие – необходимо обеспечить сохранность объектов.

Дольмены действительно предоставляют больше вопросов, чем ответов. Вероятно, они являлись частью мощной идеологической системы, сформированной в эпоху бронзы. В Европе, Англии, на Мальте, на Балканах, в Турции обнаружены сходные мегалитические постройки.  На памятниках много находок, связанных с солярными и женскими культами.

Всегда есть вопрос – кто и как строил на такой высоте многотонные сооружения? А есть ведь и очень сложные по конфигурации объекты, например - комплекс Псынако. Там к дольмену ведет дромос, сверху возведен курган, а на кургане – радикальная выкладка из булыжника.

По поводу происхождения дольменной культуры на Кавказе есть несколько версий, и ни одна не может являться окончательной. Давно выявлены некоторые закономерности: несмотря на типологическое разнообразие, идея возводить дольмены возникает, как говорят, в готовом виде, расположены они в горных районах и приурочены водным пространствам; ареал их распространения на Кавказе совпадает с ареалом распространения носителей адыго-абхазской языковой группы.

Дольмены вошли в фольклор адыгов, почитались в народе, однако к  XIX в., кроме сказочного сюжета в Нартском эпосе, не сохранилось никакой информации. Большое количество дольменов было разрушено  и до революции, и в советское время. Думаю, что разрушались постройки и в более ранние эпохи. Плиты использовались в станицах как строительный материал.

 О культуре строителей дольменов мы много знаем благодаря раскопкам В.И. Марковина, Н.Г. Ловпаче, А.Д. Резепкина, М.К. Тешева.  А недавние раскопки дольмена В.А. Трифонова в урочище Колихо, вообще являются научной сенсацией. Любители древностей могут познакомиться в сети Интернет с документальным фильмом, снятым по итогам раскопок и некоторых предварительных исследований. Как мало информации о возникновении культуры, также мало известно, что привело к прекращению строительства мегалитов. Конечно, именно археологические раскопки помогут ответить на эти вопросы. Замечательно, что и сейчас случаются факты обнаружения подкурганных дольменов в Майкопском районе. Их сразу берут под охрану и по мере возможности изучают. Когда-нибудь дольмены откроют свои тайны.